— Как ты решился на отъезд из России? Судя по твоим рассказам, это было как в кино?
— Да, трагикомедия, которая длится по сей день. Когда объявили мобилизацию, для меня это стало точкой невозврата, я решил бежать: Служил в 2010-2011 годах на Северном флоте, категория запаса 1 — повестка была делом времени. А тут бывшая работа предложила релокацию.
Двадцать лет путинский режим вытирал ноги о людей их права, а теперь позвал умирать за свои дворцы. Лицемерие просто зашкаливало. Я с 2007 года не молчал: выступал против аннексии Крыма, против преступных законов. Молчать не мог — не про меня. Удалить всё что я за эти годы писал плохого о власти невозможно.
Риски выросли: угрозы от фанатов «русского мира» могли стать реальностью. Варианты были: партизанить, протестовать и сесть или бежать. Революционной ситуации я не видел — народ либо молчал , либо шел умирать за «сортиры Путина». Я не герой, как Александр Скобов, сидеть ради того, что бы твоё последнее слово напечатали в газете? Не моя история, я выбрал другой путь.

Мой дед — украинец, его отец — немец, часть семьи — русские, бежавшие из Тамбова во время революции. За 30 минут я прикинул риски и согласился на релокацию в Казахстан. Уже когда я находился там, пришла повестка. У меня была виза в Германию, где живет мой отец. Друзья купили билет до Франкфурта, и я улетел. Министр иностранных дел Германии Анналена Бербок обещала помогать отказникам, и я рискнул. Теперь вот уже два года доказываю, что я не верблюд, в статусе просителя убежища.
— Как тебе жилось в Казахстане? Почему уехал в Германию?
— Казахстан — спасибо, что не закрыли границы! Но я там никого не знал, к тому же хотелось быть подальше от ФСБ, то что это страна не безопасна для активистов вроде меня было понятно сразу. Пока я там находился и ждал своего самолёта в Германию пришла повестка.
— Каково быть просителем убежища в Германии? Условия комфортные?
— По сравнению с другими странами, в Германии для беженцев условия нормальные. Но бюрократия — ад. Она мешает интегрироваться больше, чем помогает. Лучше чем в окопах или в тюрьме, можно говорить правду о преступной российской власти. Но если есть время подготовиться — лучше выбирайте гуманитарную визу или Карту шансов (прим. ред. обладатели «Карты шансов» имеют право на въезд в Германию и на пребывание сроком до 12 месяцев для поиска работы). А если будете бежать, как я, готовьтесь к испытаниям. Это тяжелый, но интересный опыт. Планирую описать его в книге не только про убежище, но эта тема будет важной.
— В Германии ты хочешь стать пожарным или спасателем. Как продвигаешься на этом пути? Как с немецким?
— Приехал, не зная ни слова по-немецки. Словарный запас: «Hallo», «Hände hoch», «Auf Wiedersehen». Для пожарного главное — коммуникация, так что язык стал приоритетом.
Учил с нуля сам: сначала волонтерка в лагере, потом в следующем лагере что-то вроде интеграционного курса, мест там не было, но я принес стул и остался. Потом парту дали. 26 апреля 2025 написал экзамен В1, а 29 leben in Deutschland. Работаю в логистике Greenpeace, общаюсь там практикую немецкий . В планах учить до С1.

Я уже был участником одной добровольной пожарной команды, и даже попал на дежурство в профессиональную часть, ездил на настоящий выезд, знакомился с профессией.
В течении года планирую попасть на Ausbildung (тип профессионального обучения в Германии, прим. ред.) как Rettungssanitäter (фельдшер, спасатель, прим. ред.). Двигаюсь шаг за шагом. Сейчас всё ещё приоритет немецкий B2 и вернуться в спортивную форму после депрессии.
Депрессивный эпизод вызванный СДВГ который я обнаружил только в эмиграции, очень осложняет учёбу. Нашел психолога, психиатра, прилагал много усилий для борьбы с фрустрацией и спустя полтора года победил, на днях еду сдавать официальный тест на СДВГ. Если подтвердится, медикаменты помогут с концентрацией и жизнь ещё немного наладится.
— Что нравится и не нравится в Германии? Есть ли проблемы с адаптацией?
— Нравится природа и язык — недавно был в походе на севере, тут зайцы, косули, бобры. Короче, красота! Немецкий язык сложный, но иногда такое ощущение, что когда-то его уже знал.
Еще одна сложность — это мой правовой статус просителя убежища. Ты постоянно находишься в подвешенном состоянии, не знаешь, депортируют тебя или оставят. Кроме того, с самого начала твои права сильно ограничены: ты не можешь сразу работать, а спустя четыре месяца, когда это становится возможным, тебе нужно получить разрешение от государства. Этот процесс не всегда быстрый и простой.
Минусов в Германии почти не вижу. Вырос в подмосковной деревне, так что не придираюсь к расписанию электричек или забастовкам. Это демократия. Нормально, когда люди борются за права. После России, где сажают за слова, здесь оцениваю жизнь на 4,5 из 5.
— Чем занимаешься, кроме учебы и адаптации?
— Работаю, занимаюсь спортом, участвую в политическом и экологическом активизме, хожу в походы, веду блог, интегрируюсь. Критикую путинский режим онлайн и оффлайн, призываю не молчать. Веду личный блог в Telegram под названием «Огонь и эмиграция». Хочу, чтобы люди в России поменяли своё отношение к себе и миру вокруг, делаю, что в моих силах в соответствии со своими убеждениями, но понимаю, что пока там устойчивая диктатура — это маловероятный исход.
— Какие чувства испытываешь сейчас? Можешь описать их тремя главными словами?
— Есть чувство благодарности — себе за то, что два года назад собрал вещи и уехал, встреченным на пути людям которые помогают мне на выбранном мной пути. За то, что сказал, что думаю о путинской власти, смог в знак протеста, уйти в никуда. Теперь, не имея ничего, я имею все. Противостоять своему народу, когда он не прав, тяжело и больно но я знаю, что прав. Ели нужно в трех словах: боль, отчаяние, надежда.

— Кем видишь себя через пять лет?
— Хороший сценарий: немецкое гражданство, свободный немецкий, работа на скорой, возможно, преподаю первую помощь или служу в берлинской пожарной части. Участвую в акциях Greenpeace, хожу в добровольную пожарную команду. Может, встречу любовь, будет семья, простое человеческое счастье.
Плохой сценарий: отказ в убежище, Duldung (отсрочка от депортации с шансом остаться в стране, прим. ред.), угроза депортации. Соберу рюкзак и буду жить нелегалом, бродягой. Романтика… В Россию добровольно не вернусь, только если на танке, когда россияне начнут себя уважать и дадут отпор путинской хунте, как я и говорил я против концепции героизма, я за солидарность — именно она ломает диктатуры и оковы, поэтому любую народную самоорганизацию душат на корню.
— Как немцы относятся к россиянам в твоем положении?
— Мне повезло, встречал в основном хороших людей. Бюрократические сложности и моменты, когда я ощущал дискриминацию по паспорту, были, но они были ни очевидными, скорее это пассивная агрессия, но об этом в книге. Иногда даже принимали за немца, пока я не открывал рот… ахахах.
Меня очень поддержали мои мои коллеги став для меня настоящими социальными «костылями» (для людей с СДВГ это особенно важно). Также я встретил замечательную девушку, которая помогла мне преодолеть языковой барьер и справиться со многими трудностями. Я все больше убеждаюсь, что за исключением культурных штампов, люди везде одинаковые, плохих наций нет, а есть хорошие или плохие люди принимающие решения в соответствии с уровнем собственного образования и особенностями среды в которой они выросли.
К россиянам отношение разное, иногда диаметрально противоположное, все зависит от конкретного человека.
— Сталкивался с притеснениями россиян из-за санкций?
— Путинферштееры («Putinversteher» — немецкий политический неологизм, описывающий «сочувствующих» Путину людей, прим. ред.), которых среди «поздних переселенцев» зашкаливающее число с европейскими паспортами, живут здесь без проблем поддерживают войну, российский режим, партию AfD («Альтернатива для Германии») — последний пункт особенно смешной.
Парадоксально, но те, кто выступил против путина, отказался за него воевать, сталкиваются с непониманием и проблемами с документами.
К сожалению, наши оппозиционеры в основном молчат в ситуации, когда надо защищать права беженцев на документы, убежище, а иногда, как в случае с оппозиционером Леонидом Волковым, вообще говорят, что это не их проблема. Мотайте на ус, этот человек говорит вам что-то про прекрасную Россию будущего, ага, держи карман шире.
В целом ситуация, может и меняется, но очень медленно, есть случаи самоубийств среди тех, кто ждет решение об убежище. Многим активистам в убежище отказывают. Я пишу петиции, обращаюсь к политикам, чтобы поддерживали отказников и прошу хотя бы не депортировать нас обратно в «тюрьму народов». Надеюсь, в итоге все, кто хочет свободы от России, ее получат.

— Что может облегчить жизнь беженцев в Германии?
— Простые документы, отрезающие связь с Россией. Не пособия, а возможность трудоустроиться и получить независимость от путинского государства. Сейчас все как у Ремарка описано в книге «Возлюби ближнего своего» — «Агрессоры считаются сейчас защитниками мира, а те, кого травят и гонят, – врагами мира. И есть целые народы, которые верят этому!».
— Твой финальный месседж как активиста?
— Хватит убивать украинцев, остановите войну, верните войска в казармы, верните территории. Для того, чтобы сделать этот мир более справедливым для всех такой инструмент, как война, нам не нужен. Мы хотим будущего для жизни, хотим «MAKE EARTH GREAT AGAIN», а война — это разрушения, горе и смерть.