Война, репрессии и ощущение безысходности — всё это разделило российских интеллектуалов, художников и журналистов на две большие группы: уехавших и оставшихся. И если раньше существовала иллюзия, что между ними сохраняется связь, сегодня становится очевидно: эти два мира почти не пересекаются.

Кинокритик и редактор Зинаида Пронченко, уже два года живущая в Париже, признаётся: возвращение в Россию для неё невозможно. Даже в случае перемен — власть вряд ли сможет интегрировать тех, кто покинул страну. В массовом сознании «коллективного избирателя» эмигранты останутся людьми, которые сбежали, покинули народ в трудный момент.

По её словам, сама Россия для тех, кто уехал, постепенно превращается не в страну, а в воспоминание или абстрактную идею о том, какой она могла бы быть. А для тех, кто остался, жизнь с ограничениями, запретами и цензурой давно стала нормой. Именно поэтому разрыв уже не просто политический или социальный — он антропологический. «Мы стали глобально разными людьми», — отмечает Пронченко.

Сценарий возвращения для неё звучит жёстко: только в наручниках. И именно поэтому она исключает его окончательно. Это не кокетство и не поза, а констатация того, что новая жизнь уже выстроена в других условиях, и дороги назад больше нет.

Особое сочувствие вызывает у неё поколение режиссёров и художников, вынужденных покинуть Россию. Им приходится строить карьеру в других странах, говорить на новом культурном языке, доказывать своё право на существование заново. Но травма разрыва неизбежно остаётся. Сломанные связи, потерянные проекты, ощущение чуждости — всё это будет сопровождать их, даже если они обретут международное признание.

Пронченко убеждена: требовать от этих людей, чтобы они «забыли» о случившемся и творили как ни в чём не бывало, невозможно. Уход из страны стал для них не выбором, а вынужденной судьбой. И эта судьба навсегда разделила тех, кто уехал, и тех, кто остался.